АЛЬМАНАХ «ЗВЕЗДЫ ГОР»

19 февраля вышел из печати восьмой номер альманаха «Звезды Гор». Как всегда, особое место в Альманахе отведено проблеме охраны культурных ценностей и деятельности Международного комитета Единения Народов под Знаменем Мира, внесению в жизнь основ Учения Живой Этики, познанию энергии мысли и воспитанию человека будущего.

Рубрика «Строители и воители духа» посвящена выдающемуся врачу, секретарю Латвийского общества Рериха Гаральду Феликсовичу Лукину, 100-летие со дня рождения которого мы отметили в 2006 году. Читателям также будут интересны материалы о двух прекрасных врачах — наших современниках, их советы по оздоровлению (автор Лилия Ломсадзе).

Альманах можно заказать по адресу: е-mail: lotatsv@mail.ru

20.02.2007 г.

Предлагаем вашему вниманию очерк о Г.Ф. Лукине.

ГУНТА РУДЗИТЕ

ГАРАЛЬД ФЕЛИКСОВИЧ ЛУКИН
К столетию со дня рождения (1906–1991)

У меня до сих пор перед глазами, как он — статный, седой, преоборовший тяготы жизни, идет со Знаменем по улицам старой Риги на съемках фильма режиссера Апсиса Эппера «Знамя Мира». Три круга в окнах Домского собора, три красных замерзших яблока на яблоне во дворе Собора…

Вижу, как он поднимается со Знаменем Мира, сохраненным Рижским городским музеем, на сцену зала «Аве Сол», зала церкви Петра и Павла, чтобы передать Знамя от старого поколения новому, молодому…

Гаральд Феликсович Лукин, врач-гомеопат, секретарь и меценат Латвийского общества Рериха, родился в Риге, в семье врача, основателя Латвийского общества Рериха Феликса Денисовича Лукина и Антонии Лукиной, писательницы (псевдоним Иванде Кайя) и общественной деятельницы.

На долю его, еще подростка, выпадают нелегкие годы Первой мировой войны. Отец с детьми эвакуируется в Витебск, лечит трахому в русских селах, заболевает туберкулезом и уезжает на лечение в Давос. Мать в 1921 г. переносит тяжелый инсульт и практически не может участвовать в воспитании детей, до самой кончины она остается парализованной.

Гаральд заканчивает медицинский факультет Латвийского университета и проходит практику в гинекологической клинике Путныня. (Пациенткой клиники была и моя мама, Элла Рейнгольдовна: Гаральд помог мне появиться на свет.)

Ф.Д. Лукин незадолго до смерти предлагает сыну перенять свою обширную практику врача-гомеопата. Гаральд уже неоднократно помогал отцу изготовлять лекарства, участвовал во многих делах, — он согласен.

В отличие от отца, который ставил диагноз по радужной оболочке глаз (иридодиагностика), Гаральд в основном полагался на свою интуицию. Многие врачи-гомеопаты пользуются лекарствами из гомеопатических аптек, но Гаральд, как и его отец, делал лекарства сам. Рецепты, конечно, менялись — проверялись (прежде всего на себе), пополнялись, улучшались. Но в основе были настойки лекарственных растений на спирту. Определенным соединением тинктур наполнялась десятая часть двестиграммовой бутылки, остальное — вода. Пациент должен дома перелить из бутылки десятую часть в стакан с водою и выпить в течение дня, — примерно глоток каждые полчаса.

Гаральд Феликсович унаследовал от отца главное — огромный запас психической энергии. Пациенты оценили его чрезвычайно высоко. Большая популярность среди больных вызвала зависть у некоторых врачей, на него подают в суд за «шарлатанство», но дело он блестяще выигрывает.

«Лукин меньше всего думает о себе и своей пользе (я даже не знаю другого столь бескорыстного человека)… В эту зиму прием больных превратился в нечто сверхнормальное и сверхчеловеческое. Ведь прием 100–120 больных в день… истощал его силы…

Гаральд руководствуется лишь своей гениальной интуицией при установлении болезни. Гаральд мне рассказывал, что иногда при одном виде больного, когда тот входит в его кабинет, он уже чует болезнь пациента…

Наконец, “официально” вредило Гаральду также его стремление облегчить страдания больных, официальной медициной обреченных на смерть, например, в последней стадии туберкулеза и рака и пр. Случалось, что даже в этих тяжелых случаях Гаральд излечивал» (из письма Р. Рудзитиса к Е.И. Рерих от 1.03.1938).

Г.Ф. Лукин женится на своей сокурснице Магдалене Шнейдер, и в 30-е годы у них появляются на свет дети — Илона, Индар, Ариан, Илария, которые тоже пошли по стопам отца. Внуки также продолжают семейную традицию: Феликс Индарович недавно открыл глазную клинику.

Вскоре после смерти отца Гаральд приходит в Латвийское общество Рериха и в 1935 г. становится его членом. Был избран секретарем правления, временно руководил группой изучающих Живую Этику. Его друзьями в Обществе были юрист и композитор Бруно Якобсон, мастер, а с 1940 г. — директор фабрики «Варонис» Иван Георгиевич Блюменталь и долгие годы — руководитель Общества Рихард Рудзитис: «Мы все всё больше начинаем любить Г.Ф., порывистая огненность его натуры, как в отце, так привлекает. Он пару раз выступал на наших общих собраниях, выбирая из Учения именно те места, которые говорят о безусловном следовании Учителю, об огненном устремлении и решимости» (из письма к Е.И. Рерих от 1.10.1936).

Особые отношения сложились у него с энергичной Екатериной Яковлевной Драудзинь, стоматологом, руководителем отделения женского единения в Обществе. Перед тем, как познакомиться, она увидела его во сне, идущим по широкой дороге. Екатерина Яковлевна всегда поддерживала его — молодого человека с довольно трудным характером.

Большая частная практика позволяет ему стать главным спонсором издательства Общества. Благодаря помощи еще нескольких самоотверженных людей за время существования Общества было издано более пятидесяти книг: произведения Н.К. Рериха, книги о нем, Живая Этика, Письма Е.И. Рерих, «Тайная Доктрина» и др.

Друзья из Общества помогают собирать лечебные травы по всей Латвии. Он начинает получать растения также из окрестности Гималайских гор, от Святослава Николаевича, и письма с рецептами, используемыми местным населением. Г.Ф. Лукин становится членом-корреспондентом Института гималайских исследований «Урусвати». Он переписывается и с Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной, получает много сердечных, заботливых писем.

Елена Ивановна чрезвычайно высоко ценила Гаральда, его «львиное настроение» и огненное сердце, видела в нем будущего великого целителя. Она пишет Рихарду Рудзитису: «Много радости доставляют нам письма Гаральда Феликсовича. Также письмо его из путешествия, с описанием впечатлений от шедевров Искусства, показывает тонкую восприимчивость. Это такое редчайшее качество! Потому он и будет успешен в своем лечении, ибо исцеляет он, конечно, главным образом своей психической энергией. И если он сохранит свое чудесное звучание на Высшие Посылки, то, конечно, возможность эта возрастет. Он будет получать новый прилив после расходования. Но очень советую ему после большой выдачи дать себе хотя бы полчаса полного отдыха. Конечно, не следует забывать валериан для себя и своих больных.

Передаю Слова Владыки: “Действительно, известный врач лечит не одними медикаментами, но и психической энергией. Такая явленная энергия нуждается в пополнении — такое усиление идет из Ашрама. Таким образом, вы видите сотрудничество на дальних расстояниях”. “Опытный врач, оказав врачебную помощь, говорит больному: забудьте о болезни. Он знает, что обычно люди не умеют внушать себе выздоровление. Потому пусть лучше не утомляют себя сомнением в своем состоянии. Люди могли бы помогать себе выздоравливать, направив силы на заживление, но они предпочитают обессиливать себя, не давая природе делать свое благое действие. Разве не полезно вспомнить о разных воздействиях, когда говорим о Высших Мирах?” “Посылающий воздействие не всегда знает о творимом. Он заметит, что истекла его энергия, он может почуять внезапное утомление, но, как щедрый жертвователь, он не знает меру своим благодеяниям. Так родится сострадание, а затем и любовь к человечеству. Тот, кто любит, тот имеет доступ к Высшему Собеседованию”.

Так было радостно отметить и любовь Гаральда Феликсовича к пациентам, это качество необходимо для истинного целителя. Прекрасны и беседы его с больными, так он станет целителем духа и тела. Шлю ему самый сердечный привет» (2.04.1936).

У Гаральда завязывается дружеская переписка со Святославом Николаевичем, который посылает ему три своих картины. Дорога ему и картина, полученная в 1938 г., Гималайский этюд — от самого Николая Константиновича. Наверно, он посетил бы и Наггар, если бы не приближение Второй мировой войны.

Как всегда, полный энергии, Гаральд Феликсович в 1937 г. отправляется в Париж, чтобы пополнить Прибалтийское отделение Музея Рериха картинами русских художников — Серебряковой, Коровина и других эмигрантов. Он едет в Прагу на встречу с Валентином Булгаковым и привозит клише с картин Н.К. Рериха, находящихся в Чехословакии, для новой монографии. Его мечта — построить новый музей для картин Н.К. Рериха, хранящихся в помещении Общества. (Правда, это не удается, поскольку супруга Г.Ф. Лукина строит двухэтажный дом в Межапарке для своей большой семьи. Но многие картины лучших мастеров Латвии для Музея Общества были куплены за деньги Гаральда Феликсовича.)

С 1938 г., перед началом Второй мировой войны, когда Николай Константинович решает вернуться на родину, Гаральд Феликсович, совместно с И.Г. Блюменталем, пытаются получить для него визу через советское полпредство в Латвии (через Москву это сделать не удалось). Гаральд Феликсович и Иван Георгиевич обещают полпредству издавать альманах («Мысль», затем «Литературные записки») о жизни и культуре Советского Союза. (Правда, после первых публикаций о культуре секретарь Егоров требует напечатать портрет Сталина и оду, посвященную ему (что не было сделано), о мощи Красной Армии — чтобы привлечь на свою сторону правящие круги Латвии.)

В 1940 г., когда в Латвию входят советские войска, Гаральд Феликсович становится редактором новой газеты «Циня» («Борьба»). Он печатает на первой странице первого номера очерк Н.К. Рериха. От него требуют стать депутатом, принять участие в выборах. Когда он отказывается, его избирают заочно.

В июле 1941 г. Красная Армия отступает, и в Ригу входят немецкие войска. И.Г. Блюменталь, член коммунистической партии с 1937 г., скрывается на дачах на взморье. Гаральда Феликсовича спасает человек, которого он прятал у себя в 1940–1941 гг. — Фредис Гайлис. Он должен лишь исчезнуть с глаз, укрыться в глубоких лесах Курземе — он работает сельским врачом в Угале. Помню с детства, как Гаральд Феликсович приехал к нам на взморье, привез деревенскую самодельную колбасу, корзинку с яйцами (сам он не ел мяса и яиц) — это было большое подспорье для детей в то время.

Во время войны пришлось спасать картины Н.К. и С.Н. Рерихов, конфискованные у Латвийского общества Рериха при ликвидации Общества и переданные на хранение Государственному городскому музею. Ведал музеем в немецкое время барон фон Розен. Он знал ценность картин и хотел вывезти их как трофеи в Германию. Тогда Гаральд Феликсович сообщил об этом в Наггар, и Н.К. Рерих прислал телеграмму, что эти картины являются его частной собственностью, и немцы вернули картины. Они были розданы по квартирам членов Общества (некоторые хранились временно у Г.Ф. Лукина).

После освобождения Латвии советскими войсками от немцев, увы, вновь начались аресты. В 1949 г. они приобрели массовый характер. Были арестованы и более тридцати рериховцев, в том числе и Гаральд Феликсович. Его обвинили… как международного шпиона крупного масштаба, — он же переписывался всю жизнь с зарубежьем, не однажды был в Праге, Париже, Литве, Эстонии, России… После войны он писал в Индию…

Гаральда Феликсовича и его близкого друга Бруно Якобсона жестоко пытали, потом вынесли приговор: к расстрелу. Но спасла амнистия, расстрел заменили двадцатью пятью годами лагеря в угольных шахтах Воркуты, а потом до конца жизни — ссылка в Сибирь.

Жена Магдалена продолжала работать врачом и заботиться о детях. Наученная людьми, после ареста мужа она сразу же заочно подала на развод, дома уничтожила все доказательства связи мужа с семьей Рерих и заграницей — книги, репродукции, картины, письма. И мою маму кто-то пытался надоумить на такое — но она с возмущением отвергла мысль о разводе. Вскоре Элла Рейнгольдовна была арестована.

Но у Магдалены хватило храбрости собраться в далекий путь на Север, до Воркуты, найти мужа, повидать, отвезти посылочку, пообщаться. (Часто таких посетительниц самих арестовывали и помещали в соседний женский лагерь.)

Так Магдалена одна и воспитала детей. Как часто мне в трамвае, на улице хотелось подойти к ним — неуклюжим, ведущим себя вызывающе подросткам, — и сказать: держитесь! Я тоже одна. Будем держаться! Но они, особенно мальчики, выглядели недоступными, да и я была с печатью — изгоем.

Первым вернулся из лагеря мой отец. Он уже давно писал письма протеста, на пересмотр дела. Рихард Яковлевич вернулся осенью 1954 г., реабилитированным, полгода проведя опять на Лубянке, в Москве. Он подал прошение и за других, упоминая их поименно: я, руководитель Латвийского общества Рериха, освобожден, прошу освободить и членов моего Общества, арестованных как рериховцев. И писал друзьям в лагерь: Е.Я. Драудзинь, Г.Ф. Лукину и другим, советуя побыстрее обратиться с просьбой о реабилитации.

Некоторые боялись вернуться — ведь были случаи, когда арестованных и высланных в 1941 г. и отпущенных на родину в 1946 г., арестовали повторно в 1948–49 гг.

Настало время Н.С. Хрущева, но об истинном положении вещей не знали и сами руководители страны. После восстаний заключенных в Норильске и в Караганде (их расстреляли, ехали на людей танками), — которые невозможно было замолчать, было создано 64 комиссии для обследования лагерей. Сами верхи были поражены числом лагерей и людей в них, среди которых «политические», осужденные «тройками» по 58 статье, как правило, были невиновны. Лагерь за лагерем людей стали отпускать на волю.

Не сразу люди поверили, что ужасы кончились, но все-таки стали возвращаться домой. В 1956 г. вернулся Г.Ф. Лукин.

Он стал школьным врачом и постепенно вновь начал собирать травы и корни лекарственных растений. Тинктуры, высушенные травы, корни хранились у Меты Пормалис, спрятанные за ширмой в углу ее комнаты. Налаживал связь с аптеками, чтобы получить спирт, некоторые эфирные масла, бутылки разных размеров. Помогали и друзья. (Однажды отец взял нас к Гаральду Феликсовичу. Он показывал нам разные бутылочки с эфирными маслами; больше всего нам понравилось апельсиновое.)

Г.Ф. Лукин следил за новейшей литературой — в то время уже начали писать о лекарственных растениях, фитотерапии и в Советском Союзе. Он выписывал книги из Москвы, Киева. Налаживал связи, ездил с сотрудниками Всесоюзного института растениеводства в разные экспедиции в горы. (Общеизвестно, что в горах растения имеют другие свойства, более целебные.) Но больше всего он любил бродить по горам один, любил одиночество.

Молодые, светло-зеленые веточки и неокрепшие шишки, насыщенные смолой, посылал ему кто-то из лагерных друзей из Сибири. Многое было собрано и на лугах Латвии. Каждое лекарство дополнительно содержало арнику для иммунитета организма, уважалась черная бузина для женских болезней, разновидная полынь, тысячелистник.

Каждое лето он путешествовал, ездил в горы: Кавказ, Памир, Тянь-Шань, а затем в степь, собирать растения. Сохранился его дневник, написанный в горах.

После гор он приезжал обновленным, полным энергии, искрящимся. И забывались прошлые обиды, все ему прощалось. Однажды он привез нам с отцом горную полынь — дающую энергию, душистую, но не горькую.

Постепенно рос круг его пациентов. Уже невозможно было все держать в тайне. Нет, не запрещалось, но назначили налоги в размере десяти тысяч рублей, и он опять должен был уйти в подполье. Я тоже принимала его лекарства от астмы. И получила облегчение. Правда, на то время, когда я была в фокусе его внимания.

Он, как и его отец, любил музыку Баха, Бетховена. Она его успокаивала. Он весь был комок нервов, вспыльчивый, ранимый, раздираемый большими энергиями. С ним не всегда было легко. Были «эксплозии», «взрывы». Мог другого и словом, и пером поднять на крыльях и — сбросить вниз. Рудзитис шел к нему за лекарством, не зная — получит исцеление или удар. Я была еще молодой, одной из немногих, кто мог сказать ему правду, вступая в спор, увы, не легкий. Потому у меня дома на столе не увядали розы — он быстро раскаивался. Иногда после ссоры даже бежал вслед, догоняя у калитки с цветком розы. (Извиняться, как все мужчины, он не умел.)

Отец придумал подарить ему книжку выписок из Живой Этики — «Искусство творить взаимоотношения». Гаральд Феликсович так и не понял, что это писалось именно для него. Он, восхищенный, тщательно переписал текст в свой блокнот, а оригинал вернул отцу. У меня на столе стоят теперь два дорогих сердцу блокнотика с разным почерком. Правда, имеются и книги, несколько изданий. Для всех читателей. И каждый понимает, что это именно для него.

Гаральд не только любил музыку, у него был и «абсолютный слух» на ложь, самость, прикрытую иногда красивыми словами. Помню, с каким возмущением он вернул одному художнику его статейку, где тот, обуянный самостью, завуалированно умалял Николая Константиновича Рериха.

У многих членов Общества остались прекрасные письма Гаральда Феликсовича, написанные его характерным, размашистым почерком — к Рихарду Рудзитису и его семье, к Каролине Якобсон, к Валдоне Засе. Правда, были и такие, кто его письма сжег — он мог, любовью пламенея, возносить людей, но здесь же, рядом, отчитать, не всегда справедливо.

Остался ряд фотоальбомов — высокохудожественные обложки из кожи, — где возвышаются горы, и среди них иногда и он сам с киркой альпиниста, усталый, пыльный. Еще он любил переснимать картины и репродукции картин Рериха.

Большим, светлым событием для Гаральда Феликсовича был приезд на родину старшего сына Елены Ивановны и Николая Константиновича — востоковеда Юрия Николаевича Рериха в конце 50-х гг. Вместе с другими Гаральд Феликсович посещал выставки картин Рериха, где непременно присутствовал и Юрий Николаевич, отвечая на вопросы, даря свою улыбку. Гаральд побывал и у Юрия Николаевича дома, привез свои лекарства, палатку для путешествий, немного денег. (Правда, Ю.Н. деньги не принял.) Ю.Н. Рерих разрешил ему выбрать одну из гималайских картин отца — ведь все свои картины Гаральд потерял при арестах.

Очень нравилась ему картина «Огни на Ганге». 13 апреля 1958 года, на первой выставке Николая Константиновича на родине, Гаральд Феликсович сделал запись в книге для гостей: «Огни Н.К. Рериха, пущенные по Ганге, плывут по рекам, морям, океанам.

Да воспримут народы величественные Огни Н.К. Рериха!»

Большим событием для Г.Ф. Лукина был также приезд младшего брата Юрия Николаевича — Святослава Николаевича и выставки его картин. Они ведь столько обменивались письмами, теперь могли лично поговорить обо всем.

Годы шли, люди стали меньше бояться, чаще встречаться. У Леонтины Андерман — Лонии, в ее крохотной квартирке на шестом этаже многолюдной Гертрудинской улицы собирались и почитатели Гаральда Феликсовича. К себе домой приглашать изучающих Живую Этику он не решался — могли следить за ним, да и жена была адвентисткой. Эти встречи люди помнят до сих пор.

В начале 80-х гг. остро ощущался недостаток книг Елены Ивановны и Николая Константиновича, Учения Живой Этики. По всему огромному Союзу в личных библиотеках людей можно было встретить бледные ксерокопии с едва различаемым текстом, фотокопии, даже книги, переписанные от руки. Среди молодых, с которыми Гаральд Феликсович встречался у Лонии, были Гвидо Трепша, Янис Зиемелис, Эгил Блум и др., в большинстве еще студенты, с которыми Гаральд Феликсович поделился своими мыслями. Он скопил немного денег и снова стал меценатом издательства, на этот раз нелегального, опасного в то время. Редактором стал Гвидо Трепша, который с большой ответственностью относился к изданию книг и очень уважал Г.Ф. Лукина. Отредактированные, частично переписанные на машинке экземпляры переправили в город на юге Украины и в каком-то институте сделали хорошие, качественные ксерокопии, количеством не один десяток. В Риге они были переплетены, и переходя из рук в руки, по разным местам Союза путешествовали книги Живой Этики, сборники очерков Николая Рериха, «Письма Елены Рерих», «Братство Святого Грааля» Р.Я. Рудзитиса. Видно, дело было доброе и необходимое, крыло Ангела охраняло их. Многим это было пищей для сердца в ежедневной жизни.

У Гаральда Феликсовича не было формального отношения ни к людям, ни к вещам и событиям. По замечанию Рихарда Рудзитиса, Гаральд или любил, или ненавидел. Он любил своих друзей, хотя не всегда был справедлив к ним. Он очень любил Россию. Я заканчиваю эту статью словами из Дневника моего отца, который был другом Гаральда Лукина в течение многих лет:

«Как хотелось бы, чтобы среди всех, всех, всех была истинная сердечная дружба! Что с того, что кто-то, быть может, горит меньше, кто-то медлительнее, что у иных поярче ошибки или недостатки, — ведь кто же из нас без изъяна? Лишь бы друг всем сердцем желал отдать себя на общее благо, лишь бы жаждал принести хоть крупицу для великого сотрудничества и служения будущему. Сколь терпимо и благоговейно Учение подходит к каждой личности, несущей в себе лучик света и желающей этот лучик отдать другим. За последний месяц я выписал из книг Учения и также из писем Е.И. и статей Н.К. темы о молитве, о житейских проблемах и об “искусстве творить взаимоотношения”. Выписывая по последнему вопросу, я переживал большую радость и волнение. Какая невыразимая чуткость, какой пиетет, какое благородство, перед которым мы можем только в благоговении склонить голову и учиться, учиться и подражать. Каждый цветок на лугу мил Мастеру, каждого Он желает видеть в кооперации великой Красоты. Последнюю тему я спешно переписал и для Гаральда, в маленький блокнот. Этот чудный человек, который может быть божественно нежным и полным жертвенности, все же еще не может одолеть (хотя и редко) мгновений своих взрывов. И взрыв ведь не может быть объективным. В таких случаях сердце так болит! Но я верю, я знаю, что и моя книжечка принесет благословение. Гаральд за последние годы сильно вырос. Но ему все еще надо опять и опять сдерживать свой темперамент крепкими вожжами. Ибо тогда его громадный потенциал свершит великие дела. Он так много хорошего делал и для меня, и в практическом, бытовом плане. Когда было трудно, нежданно приходила поддержка от друга. За многое я благодарен ему. И наша дружба абсолютно необходима, и всеми силами я пытаюсь вносить в нее новые, огненные опоры, и дружба стала истинно органичной. У него я учусь и глубокому пониманию проблемы Русской Земли, ибо никто так не любит эту родину будущей расы, как Доктор» (20.01.1948).